Сон № 9 - Дэвид Митчелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты подралась?
Я тут же забываю о письме. Не знаю, как оказывают первую помощь, тем более кошкам, но, наверное, рану нужно продезинфицировать. Конечно же, у меня нет ничего похожего на антисептик, поэтому я спускаюсь вниз и спрашиваю у Бунтаро.
Бунтаро останавливает кассету – корма «Титаника» под водой, нос корабля задран в воздух, люди кубарем катятся по длиннющей палубе, – вынимает сигарету из пачки «Кастера» и закуривает, не предлагая мне.
– Молчи. Получив еще одно письмо от загадочной адвокатши, в котором говорится, что все кончено, наш герой так огорчен, что решает вспороть себе живот, но у него есть только маникюрные ножницы, поэтому…
– У меня там искалеченная кошка.
Бунтаро хмурится:
– Что-что, парень?
– Искалеченная кошка.
– Ты держишь в моей квартире животных?
– Нет. Она приходит, только когда проголодается.
– Или когда ей нужна медицинская помощь?
– У нее просто царапина. Нужно смазать чем-нибудь дезинфицирующим.
– Эйдзи Миякэ – ветеринар.
– Бунтаро, ну пожалуйста.
Он ворчит, роется под кассой, вываливает под ноги кучу всякого хлама, достает пыльную красную аптечку и протягивает мне:
– Смотри мне, не изгваздай татами кровью.
«Вот же ж паразит! Скряга! Небось с каждого жильца требует деньги на новые татами, а на самом деле не менял их с шестьдесят девятого года…» Нет, не этими словами я отвечаю своему домовладельцу и благодетелю, нашедшему мне работу. Я смиренно качаю головой:
– Кровь уже не течет. Там только ранка, которую нужно обработать.
– Как эта кошка выглядит? Может, моя жена знает ее хозяина.
– Черная, лапы и хвост белые, клетчатый ошейник с серебряной пряжкой.
– Ни адреса хозяина, ни имени?
Я мотаю головой:
– Спасибо.
Беру аптечку и направляюсь к лестнице.
– Не очень-то к ней привязывайся, – кричит Бунтаро мне вслед. – Помни заповедь договора: «Не заводи в доме своем никакого зверья, кроме кактусов».
Оборачиваюсь, смотрю на него сверху вниз:
– Какого еще договора?
Бунтаро зловеще усмехается и пальцем постукивает по лбу.
Закрываю дверь капсулы и принимаюсь за Кошку. Настойка гамамелиса наверняка жжется – помню, как жгло нам с Андзю, когда Пшеничка смазывала наши царапины, – но Кошка даже не вздрагивает.
– Девочкам не пристало ввязываться в драки, – говорю я ей.
Выбрасываю ватку и возвращаю аптечку Бунтаро. Кошка устраивается поудобнее на моем юката[46]. Странно. Кошка доверяется моим заботам. Моим, а не чьим-то еще.
Над стойкой для заявлений появляется голова. Она принадлежит долговязой девчонке лет одиннадцати, с красными бантами в волосах и в спортивном костюме с изображениями Микки и Дональда. У нее огромные глаза.
– Добрый день, – говорит она. – Я шла по указателям. Это бюро находок?
– Да, – отвечаю я. – Ты что-нибудь потеряла?
– Мамочку, – говорит она. – Она все время куда-то уходит без моего разрешения.
Я цокаю языком:
– Как я тебя понимаю.
Что делать? Суга ничего не говорил о потерявшихся детях; а сейчас он ушел за тележкой в дальнее крыло вокзала. Госпожа Сасаки на обеде. Где-то бьется в истерике мамаша, представляя себе колеса поезда и похитителей, промышляющих донорскими органами. Я в растерянности.
– Садись на стойку, – говорю я девочке.
Она взбирается наверх. Так. Что дальше?
– А вы спросите, как меня зовут? – спрашивает девочка.
– Конечно спрошу. Как тебя зовут?
– Юки Тиё. А вы вызовете мамочку по большому громкоговорителю?
– Конечно-конечно.
Иду в кабинет. Госпожа Сасаки упоминала о системе экстренного оповещения, но Суга никогда не показывал, как ею пользоваться. Повернуть этот ключ, щелкнуть этим выключателем. Надеюсь, все правильно. Под надписью «Говорите» зажигается зеленый огонек. Я откашливаюсь и наклоняюсь к микрофону. Над Уэно разносится звук моего кашля. Когда Юки Тиё слышит свое имя, она чуть не лопается от гордости.
Я горю от смущения. Юки Тиё изучает меня взглядом.
– Ну что, Юки. Сколько тебе лет?
– Десять. Но мамочка запрещает мне разговаривать с незнакомцами.
– Но ты со мной уже говорила.
– Потому что мне нужно было, чтобы вы позвали мамочку.
– Неблагодарный ребенок.
Слышу шаги Аоямы, затем вижу его самого. Его ботинки, его ключи.
– Ты! Миякэ!
Очевидно, я влип по уши.
– Добрый день…
– Не надо мне никаких «добрых дней»! С каких это пор ты уполномочен делать сообщения по громкой связи?
В горле сухо.
– Я не думал, что…
– А если бы к Уэно мчался поезд с оборванным тормозным тросом? – Глаза в пене. – А если бы пришлось делать объявление об эвакуации? – Вены на лбу набухают. – А если бы обнаружили бомбу? – Он меня уволит? – А ты, ты занимаешь громкую связь лишь для того, чтобы попросить мать какой-то потерявшейся девчонки пройти в бюро находок на втором этаже! – Он замолкает, чтобы набрать в грудь воздуха. – Ты, ты превращаешь порядок в подростковый бардак!
– Тра-ля-ля! – К стойке мягко подходит женщина в леопардовой шкуре.
– Мамочка! – Юки Тиё машет рукой.
– Солнышко, ты же знаешь, что мама расстраивается, когда ты теряешься. У этого милого юноши из-за тебя неприятности?
Она локтем отодвигает Аояму в сторону и водружает на стойку фирменные пакеты с покупками. Улыбка у нее лукавая и дерзкая.
– Прошу прощения, молодой человек. Ну что тут скажешь? Юки забавляется этой игрой всякий раз, как мы идем по магазинам, правда, солнышко? Мой супруг утверждает, что с возрастом это пройдет. Мне где-нибудь расписаться?
– Нет, госпожа.
Аояма молча пышет гневом.
– Позвольте мне чем-нибудь отблагодарить вас.
– Правда, госпожа, ничего не нужно.
– Вы просто душка. – Она поворачивается к Аояме. – О! А вот как раз и носильщик!